ПОЛИТИКА

—Когда мы готовили наблюдательский проект на выборах губернатора, пришло порядка двадцати предпринимателей, молодых ребят, в возрасте 30−40 лет. «Мы, — говорят, — ни разу не наблюдали. А ты, смотрим, все время наблюдаешь, дай-ка мы тоже попробуем». Я их всех устроил на участки, и потом они сказали: «Теперь мы знаем, что выборы в городе честные. Мы наконец видели это собственными глазами и всем расскажем. После этого у нас появилось некое доверие к институтам». Но все эти люди чужды политике. У нас были выборы в городскую Думу в прошлом году — никто из них не участвовал. Хотя могли, деньги позволяют.

Иркутск — город с достаточно высокой культурой, если судить по очередям в книжных магазинах. И читатели меняются. Они просто перестали ходить на выборы. Это у них стало жизненным принципом. 13 сентября мы заняли последнее место в России по явке. И я обратил внимание, что на выборы не ходят исключительно приличные, культурные люди. Никто из них. Я говорю: «Как так? Вы же дружите со всякими Серыми домами, ходите к ним за деньгами». А они в ответ: «Ну да, ходим. Вдруг дадут? Но это же не главное». Особенно это было заметно перед первым июля. Мы решили сделать несколько экспертных интервью, и ответ у всех был одинаковый, даже у людей, про которых я никогда не думал, что такое от них услышу: «Давайте не будем об этом говорить». Это стало гражданской позицией. Иркутск — не митинговый город, мы не Хабаровск. Но разговоры на кухне идут — про книги, про события, про культуру. Люди хотят что-то делать, вот только к институту власти нет доверия никакого. Мы сами пытаемся для себя построить некие мосты, межкультурные пространства: мест, где можно говорить о культуре, становится больше.

—У нас есть такая устойчивая позиция: мы вне политики. Если что, мы этими вещами не занимаемся. Хотя, мне кажется, оставаться нейтральными чем дальше, тем больше становится невозможно. Если ты не интересуешься политикой, политика заинтересуется тобой. Есть эскапизм, попытка нейтралитета, типа нам бы лучше про вечное. Может, потому, что вечное безопаснее и понятнее. Культурная среда — во многом конформистская.

—В здоровой, нормальной ситуации политические взгляды не могут существовать изолированно от профессиональной деятельности. И, конечно, наши общественные позиции, взгляды контрабандой попадают в наши музейные высказывания. У нас есть отдельный блок, посвященный взаимодействию писателя с властью, где все построено через острые вопросы. В экспозиции висит огромный вопрос: «Сотрудничать или дистанцироваться?» Мы откровенно показываем Толстого как человека, который хитро взаимодействовал со сталинской властью, немного подмигивая посетителю, намекая.

—
Политика живет в музеях в разных формах и видах, иногда очень неожиданных.

—Нам никто никаких красных флажков не ставил, хотя мэр у нас из КПРФ. Я сейчас не вспомню ни одного случая, когда нам пришлось что-то снимать или кто-то сказал: «Какой кошмар, почему вы это делаете?» Но если мы хотим идти на какие-то радикальные вещи, то лучше дважды подумаем. Остросоциальные, проблемные проекты — типа выставки «Грязные женщины», связанной с женской телесностью, — мы делали в отдельном пространстве Fab.8, но в рамках нашего фестиваля «48 часов Новосибирск». Проект Маяны Насыбулловой «Назло родине», где она начинает историю своей семьи с брата, проведшего очень много лет в заключении, которое буквально оставило на нем следы в виде татуировок, и далее протягивает ниточку от современного АУЕ к лагерной культуре и истории репрессий, тоже помещался в отдельном пространстве, но в рамках нашего фестиваля. Никакого сопротивления не почувствовал; больше того, эти проекты получили медийное освещение, мы отдельно привлекли к ним внимание прессы, чтобы их в публичном поле легитимизировать. Если должным образом работать с медиапространством, такие вещи не будут вызывать большого сопротивления. Но на свою площадку мы не все готовы затащить. Либо это происходит на уровне контрабанды, если пытаться в текстах к выставкам сфокусировать взгляд зрителя на острых моментах, ссылаться на радикальные теории, существующие вокруг этих произведений, цитировать критиков, которые не стесняются в выражениях. Не арт-группа «Война», но точечно — для тех, кто заинтересован.

—Галерея «На Шаболовке» — это яркий пример грамотной и аккуратной игры с акторами культурной политики: и с городскими властями, и с разными видами начальств. Он привел к появлению классной институции с независимым программированием, собственным голосом, кураторской мощью и т. д. И это не прошло незамеченным. Была совершенно конкретная история общего помешательства, с позициями и соцсетями. Быстро стало понятно, что люди, которые теоретически должны создавать, поддерживать и финансировать институции, и люди, которые их делают на самом деле, представляют себе цели и задачи если не противоположным, то весьма разным образом.

—Постоянный конфликт обороны и развития, в котором прямо за волосы себя заставляешь: нет, мы не можем существовать в тех рамках, которые нам создают, мы постоянно должны их разрывать, делать то, что мы не делали. Ситуативно реагировать на каких-то идиотов — рутина, а не цель. Надо быстро сделать и заняться важным.