ЦЕННОСТИ

—Игры — важный пласт современной культуры: странно его игнорировать, если ты занимаешься общественно полезной деятельностью. За рубежом это достаточно уже распространенная история, есть целое сообщество Games for Change. Там сотни, тысячи игр, которые посвящены разным проблемам человечества, от голода в Африке до загрязнения Мирового океана. В России этот путь только начинается. Есть и прекрасный кейс игры «Ласточки», выпущенной в Кыргызстане и посвященной похищению женщин.

А еще игры — большая часть современной этики. Сейчас производители игр — и малобюджетных, и высокобюджетных — все больше стараются соответствовать сегодняшним этическим установкам, предлагать сложные сюжеты. Условно, The Last of Us рассказывает о том, что человек может любить кого угодно, вне зависимости от гендера, а месть — это плохо. Игры серии Assassin’s Creed отлично излагают историю Древней Греции. Да, с некоторыми допущениями, но ты ходишь по древнему миру, изучаешь его. Даже недавно переделанная «Мафия» превратилась в красивый литературный сюжет о предательстве, свободе выбора и ее отсутствии.

Игры в целом борются с ксенофобией и дискриминационными высказываниями хотя бы потому, что они позволяют назначить героя любого гендера, цвета кожи, сексуальных предпочтений — хотя раньше основными действующими лицами всех игр были белый мужчина или максимально сексуализированная женщина. Сейчас они уходят от стереотипов, и это во многом тоже работа с ценностями.

Отдельно по поводу ксенофобии есть хороший пример Red Dead Redemption 2, где в центре внимания оказывается расовая проблема в Америке и особенно истребление коренных народов, о котором раньше в играх почти не упоминалось. Там речь идет ценности свободы слова, свободы вероисповедания и всех остальных свобод, занесенных в американскую Конституцию. Это сложное, многоуровневое произведение с достаточно трагичной концовкой, хотя по форме — вроде бы всего лишь бандитский вестерн. Так что игры учат.

Еще хороший пример — Life is Strange, визуальная новелла в формате 3D про жизнь простой школьницы, а в последней части она превращается в простого школьника. Про человека, не такого, как все, который должен научиться принимать сам себя, прежде чем его смогут принять все остальные. Подобных игр полно, и через них люди учатся правильным вещам.

Есть, конечно, хардкорное геймерское сообщество, которое исповедует вполне консервативные ценности, но оно уже не оказывает такого сильного влияния просто потому, что не является значительной частью аудитории. Оно может голосовать голосом, но остальные-то голосуют рублем, долларом, любой другой валютой, и это куда более важный в данном случае показатель.

—Мы поняли, что нам очень важно сеять новые ценности, помогать их обретать молодым людям; взрослые как-то разберутся, а вот с молодыми очень важно работать. Помогать преподавателям экспериментировать — использовать разные инструменты, объединять языки и историю, придумывать комплексные синтетические программы, через творчество, через делание. Тогда мы заложили очень многое из того, что развивается и сейчас, что позднее подхватили все остальные. Самый апогей был, когда при библиотеке существовал «Институт толерантности». Было целое важное направление разговора об альтернативных точках зрениях, об альтернативных позициях — «Иной, другой, чужой». Мы говорили и об инклюзивных программах и о культурах, контркультурах, субкультурах. О принятии чужой, иной жизненной позиции. И это было абсолютной кульминацией нашего разговора о свободе.

Сейчас ICOM выпустил cборник лучших мировых практик по работе с людьми с миграционным опытом, и он ведь ровно про это! Про принятие или непринятие чужого опыта. Про собственную внутреннюю свободу, которая требуется для принятия. Если человек несвободен, он точно зашорен: есть черное и белое, две точки зрения — моя и неправильная. А мы говорили с другой позиции, предлагали дискуссии, диалоги. Копали глубже. Была, например, прекрасная выставка граффити, развернутое интервью с граффитистами, которые вообще-то не идут на свист. Мы говорили о том, что такое культура, которая принципиально асоциальна. Может ли общество терпеть такой андеграунд или должно уничтожить, вывести в upperground? Но ведь тогда оно умрет, лишенное воздуха.

Последние годы эта работа продолжалась в рамках курса переподготовки муниципальных и региональных министров культуры. Главный посыл к ним всегда был: вы министры культуры или министры пропаганды? Если вы министры культуры, давайте говорить про ценности, а если вы министры пропаганды, давайте говорить про политическую конъюнктуру. Это две разные вещи. Они были в шоке всегда немножко, но склонялись к тому, что они министры культуры. Потому что действуют на территории культуры. И, как правило, приходили к ценности разнообразия и к тому, что важно понимать: они не единственные игроки; общество и культура — явления, независимые от наличия или отсутствия министерства культуры.

Культура — это сфера свободной самореализации для каждого, которая спокойно может существовать безо всяких институтов вообще. В Древней Греции культура была, а министерства культуры не было. В Америке его и до сих пор нет. Министрам важно понимать, что они руководят лишь культурной отраслью, где институции, которые им подчинены, могут по-разному соответствовать, помогать, являться важными двигателями для коллективной памяти, давать людям возможность лучше себя чувствовать. А вот сфера культуры им недоступна. Для большинства из них это всегда бывало откровением.

—Различия подходов с коллегами фундаментальны. Разные ценности становятся заметны на самых ничтожных примерах — когда речь идет об исполнении какого-нибудь поручения. Реальность, в которой мы существуем, подразумевает, что огромный поток информации мы получаем именно сверху. И то, как каждый музей, каждая институция работает с учредителями, как реагирует на поступающие от них запросы и поручения, — это критерий общности или необщности. Несмотря на то, что нас пытаются приучить реагировать одинаково на все входящие запросы, все равно видно, как по-разному люди это делают. Кто-то участвует в праздновании дня Петра и Февронии, а кто-то в музее писателя ХХ века отмечает юбилей Сергия Радонежского. Это же и есть культурная повестка!

—Этические дилеммы — задумываться о происхождении денег, идущих на культуру, отказываться от сотрудничества со спонсорами, если по их вине произошла экологическая катастрофа, — это российскому пространству менее свойственно. Но часто ли у нас в частных разговорах затрагиваются вопросы экологии, экологического сознания? Вообще у нас народ по этому поводу не парится Возможно, общество еще не созрело, хотя постепенно оно становится взрослым, сознательным.

—На первом семинаре все боялись. Собралось тридцать человек, до которых никогда никому не было дело никакого. К ним только налоговая периодически приходила и спрашивала: «Не надо ли сделать у вас проверку?» И тут мы их зовем и начинаем говорить про ценности. У них открываются глаза. Но когда мы неосторожно на третий день подумали, что, наверное, все подрасслабились, и решили задать вопрос об экономике, мы снова почувствовали захлопнутые двери. «Наверное, вы пришли, чтобы нас посчитать». И только через полгода отношений мы, наконец, вышли на прямой разговор о том, как в действительности складывается экономика даже самых успешных проектов. И получилось, что там тема служения и ценности того, что они делают, гораздо выше денег.